Книга педагога, отца четырех сыновей Франко Нембрини, станет вдохновляющим примером, твердым ориентиром и поддержкой для современных верующих родителей, которым приходится растить детей, несмотря на то, что традиция православного воспитания была утеряна.
В своей книге От отца к сыну Франко Нембрини делится своим отцовским, сыновним и педагогическим опытом, чтобы помочь нам собрать силы и стать достойными христианскими наставниками нашим детям.
"В детстве я смотрел на отца и говорил себе: "Вот каким я хочу быть, когда вырасту… Хочу, как он, обладать вещами, зная, Кому они принадлежат на самом деле". Мой отец - человек, который смотрел на что- то более великое, чем он сам, знал, что такое добро и зло, истина и ложь, и без лишних слов призывал нас последовать его примеру. Он был живым свидетельством о познанной Истине".
Четыре причины купить книгу Франко Нембрини От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности:
1. Книга является ориентиром и поддержкой для современных верующих родителей, которым приходится растить детей, несмотря на то, что традиция православного воспитания у нас была утеряна.
2. Тема отцовства — проблемная для нас, поэтому очень востребован мужской, отцовский взгляд на возможные пути ее решения.
3. Автор книги — отец четверых сыновей, к тому же, педагог и глубоко верующий христианин, который с детства воспитывался в вере — делится своим опытом.
4. В книге рассматривается перечень насущных и болезненных проблем современных детей.
Книгу Франко Нембрини От отца к сыну приятно читать не торопясь, с карандашом в руке, отмечая яркие места, чтобы вернуться к ним через время.
Франко Нембрини — итальянский педагог, профессор, многодетный отец. Его лекции и книги о «Божественной комедии» Данте, а также интерпретация сказки «Приключения Пиноккио» Коллоди пользуются огромной популярностью в Италии и не только.
Франко Нембрини — выдающийся педагог, специалист по Данте, основатель и директор католической школы «La Traccia» в Бергамо — эту книгу не писал. Он выступал перед учителями и родителями, и эти беседы были напечатаны. Поэтому получился не сборник рекомендаций и советов, а именно разговор. В какие-то моменты, может быть, захочется поспорить с автором, в какие-то, наоборот, с восторгом сказать: так просто — и так верно!
Франко Нембрини рассказывает, как рос в многодетной семье и как его родители, несмотря на все жизненные трудности, давали своим десяти детям главное — передавали правильное ощущение жизни, выполняли основную задачу воспитания — «введение в полноту реальности». Потом Франко Нембрини сам стал передавать этот опыт дальше — своим четырём сыновьям и своим ученикам.
Он уверен, что и родители, и преподаватели должны понимать: «методики — прекрасная вещь, но они лишь средства», воспитание и образование возможны только через личные отношения. Именно поэтому в этой книге о педагогике могут встретиться некоторые, как кому-то покажется, «непедагогичные» мысли, но в то же время она может быть полезной не только для отцов и матерей, но также стать настольной для учителей, помочь им выйти за рамки привычной, но не всегда правильной системы координат, стать опорой в сложный момент.
Как говорит сам Нембрини, «всем нам полезно услышать слова родителя, такого же, как мы, о том, что никогда не нужно останавливаться, что нужно быть рядом с детьми, стоять перед ними, прощать даже после ста «нет»…» В любой момент можно открыть эту книгу практически на любой странице и услышать слова поддержки этого многодетного отца из Италии.
Франко Нембрини — выдающийся итальянский педагог, специалист по Данте, профессор, ученый в области литературы, религиоведения, антропологии и философии образования, основатель и директор католической школы «La Traccia» в г. Бергамо (Италия).
Содержание книги Франко Нембрини От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности
Сократ из Бергамо
Успешный отец? Это мужчина, который нашел в себе этот дар
Часть 1
Иисус – Господь
Воспитание – это введение в жизнь
Воспитание – это милосердие
Воспитание – это миссионерский порыв
Быть нареченным Отцом
«Не хорошо быть человеку одному»
Учеба как отношения любви
Оценка: утверждение ценности другого
Незнакомец Пиноккио
Часть 2
Воспитание как риск
Все проверить самому
Риск, необходимый для свободы
Вместе все возможно
Об издательстве
...Споры о «реформе Моратти» не стихают, а, напротив, лишь накаляются. Но, если мы спорим о школе, нужно четко понимать, о чем идет речь: главный школьный вопрос – воспитание. Трагедия же нашего времени состоит в его отсутствии. Важно, чтобы по крайней мере те взрослые, на ком лежит ответственность за воспитание, сознавали: быть может, мы первое поколение, столь драматично столкнувшееся с проблемой традиции, то есть передачи из рода в род знаний, ценностей, обретенных истин и положительного восприятия жизни. Ныне это чудо воспитания, благодаря которому в счастье и несчастье, в радостные и трагические моменты истории мир двигался вперед, уже не воспринимается как нечто очевидное, не происходит само собой.
Конечно, на то есть причины. Например, медленное, но верное разрушение нынешней культурой представлений об отце. А ведь это основа основ: воспитание возможно там, где в первую очередь присутствует взрослый. Разрушено представление о Боге как воплощении понятия отцовства, к которому причастен или стремится быть причастным каждый человек. После уже естественным образом разрушилось и все остальное. Место Бога заняли великие идеологии, призывавшие жить надеждами или устремлениями коммунизма. Но при этом человек обнаружил, что ему нечего сказать – ни доброго, ни разумного – собственным детям. Как говорит неподражаемый Вуди Аллен: «Бог умер, Маркс умер, да и мне что-то нездоровится». В одной фразе через запятую – три этапа уничтожения идеи отцовства. Все мы, а особенно наши дети, выросли на «Микки-Маусе»: это мир дядюшек и тетушек, как правило, одиноких, где невозможно встретить ни одного отца. Вот культура, выпестовавшая идею о том, что отцовство исчезло.
Отправная точка – воспитание. Отец Джуссани недавно сказал: «Если бы кто-нибудь занялся воспитанием народа, всем было бы лучше». Из этого и нужно исходить. Так пора бы уже кому- нибудь из взрослых, засучив рукава, решительно заявить: «Я хочу изобрести его, хочу сам заняться воспитанием». Нужно, чтобы каждый пытался это делать, присматриваясь к тем немногим людям, к тем ситуациям, отдельным примерам, где мы наблюдаем воспитание в действии.
* * *
Сам я смотрю, прежде всего, на своих отца и мать, поскольку рядом с ними расцвела моя жизнь. Мы жили в непростых условиях. К сорока годам у моего отца начался рассеянный склероз, и болезнь сопровождала его до самой смерти. Он с трудом передвигался, из-за чего потерял работу. После он устроился в школу присматривать за детьми и стал важной шишкой… Так что я действительно сын своих родителей!
Какие воспоминания я храню о своем покойном отце, помимо игры в карты и его рассказов о дружбе с отцом Джуссани, которого он знал лично и безмерно уважал? С детства у меня сохранилось очень яркое воспоминание: вечером, когда мы укладывались спать, он приходил к нам в комнату прочитать молитву. В нашей квартире была спальня для мальчиков и спальня для девочек, и у нас, в мальчишеской комнате, стояли две трехъярусные кровати. Так вот, я очень живо помню, как отец входил в нашу комнату и, встав на колени, начинал: «Отче наш…» Меня это всегда поражало, поскольку отец был не из тех, кто любит читать проповеди. Он вообще не отличался разговорчивостью.
Когда он пытался говорить по-итальянски, то получалось очень забавно: мы выросли в Бергамо, итальянский для нас не родной язык – не каждый его учил и не каждый им владеет. Мой папа плохо знал итальянский и, беседуя с отцом Джуссани, смешил его до слез своим произношением. Так что, когда отец, без каких-либо вступлений и лишних слов, опускался на колени, чтобы прочитать «Отче наш», мы, дети, воспринимали это как нечто совершенно естественное. Отец вырастил нас, просто-напросто призывая – без открытого призыва – смотреть на вещи так, как он сам на них смотрел. «Мы с вами, ребята, – говорил он, – плывем в одной лодке, и единственное, что вам необходимо, – двигаться в верном направлении. Я пытаюсь – и мне хорошо. Так действительно хорошо живется, следуйте за мной – и, возможно, вы тоже станете взрослыми».
Мы выросли с представлением об отце как о великом человеке, и это представление осталось с нами навсегда. Когда я видел, как он едет по дорогам на своем велосипеде (слава Богу, болезнь протекала у него с длительными периодами ремиссии, позволявшими ему иногда садиться за руль велосипеда, даже если нажимать на педали стоило ему нечеловеческих усилий), он казался мне королем.
Я смотрел на него – и мой отец, в сравнении с другими, был царем Вселенной. Я смотрел на него и понимал, что его жизнь – воплощение мудрости. Он обладал таким взглядом на вещи, о каком не мог мечтать ни один из университетских преподавателей, пытавшихся впоследствии объяснить мне, что такое воспитание. Отец доходил до сути вещей. Об этом свидетельствовало все: как он вел себя, как он пел, как играл в карты, как обращался за столом с нами, детьми, и с нашими друзьями, которые приходили в гости. Можно было поспорить, что он разбирается во всем, умеет объяснить, что есть добро и зло, радость и боль, почему люди умирают, зачем нужно трудиться в поте лица, почему стоит жить и что ожидает нас в конце. Он сам показывал пример того, как нужно жить, оставаясь в мире с самим собой и со всем миром, никогда не отрекаясь от ответственности, не отворачиваясь от вызовов со стороны реальности. И когда в детстве я смотрел на него, то говорил себе: «Вот каким я хочу быть, когда вырасту». Я смотрел на своего отца и говорил: «Господи, я хочу быть, как он. Не знаю, буду ли я богатым или бедным, стану ли преподавателем, чем стану заниматься, когда вырасту, знаю только, что хочу быть вот таким человеком – обладать вещами, зная, Кому они принадлежат на самом деле». Ведь именно благодаря этому отец был хозяином любого положения.
А теперь прибавьте к этому еще и мою маму! Дочь простых крестьян, она всю свою жизнь провела в заботах о семье, почти не выходя из дома а как иначе, если у тебя десять детей, родившихся за одиннадцать лет, – и практически непрерывно была беременна: то на сносях, то в больнице. Когда же она умерла в 1985 году, умерла очень молодой, мы обнаружили у нее в шкафу шкатулку с запиской: «Если вы когда-нибудь найдете эти вещи, не выбрасывайте их. Это История внутри истории мира». Знаете, что было в той шкатулке? Вырезки из газет, относящиеся к Церкви: папа Иоанн, канонизация того или иного святого… Она сохраняла их и периодически просматривала, вспоминая историю Церкви – так, как сама понимала ее, читая «Христианскую семью» и другие подобные газеты. Помню вырезку из «Эха Бергамо»: «Избран папа Иоанн XXIII, уроженец Бергамо». Вот она, «История внутри истории мира». С таким сознанием жила крестьянка, окончившая три класса школы.
* * *
И вот, хвала Господу, я вырос в семье таких родителей. Для меня всегда было очевидно, что значит воспитание: не нотации и не постоянная обеспокоенность. Это человек, который живет. Проблема воспитания – не в молодежи, не в детях, не в учениках, студентах или школьниках. Это твоя проблема: воспитание – твоя способность или неспособность предоставить личное свидетельство. Кем бы ты ни был, где бы ты ни был, нужно лишь, чтобы твои дети могли видеть твое свидетельство о том, что ты уверен в жизни. И этого вполне достаточно.
Приведу несколько конкретных примеров. Думаю, впервые я осознал, в чем суть воспитания, когда у меня самого начали появляться дети (их всего четверо, зато у меня было множество учеников, и я всегда стремился передать им то, что воспринял от своих родителей). Однажды случился эпизод, в котором, если можно так сказать, сконденсировалось все, о чем я говорю. Моему старшему было около четырех-пяти лет, а роста он был такого, что, когда подходил вплотную к столу, виднелись одни глаза. Вот представьте себе: он стоит у стола, вытаращив глазенки. А я как раз проверял сочинения – истинная голгофа для учителей-словесников. И в какой-то момент, помню, заметил, что сын рядом. Я не слышал, как он подошел, и не знал, сколько времени он уже стоит у моего стола. Он просто стоял и наблюдал, как работает его отец. И в тот день, заглянув ему в глаза, я вдруг понял, что такое воспитание. Ведь тогда мой сын подошел ко мне без какой бы то ни было определенной нужды: его не надо было поить, кормить, одевать, укладывать спать; он просто стоял и смотрел. А я, посмотрев на него, прочел в его глазах вопрос, вдруг пронзивший мое сознание. Сын словно просил: «Папа, убеди меня, что стоило являться на свет. Скажи, что имело смысл рождаться. Объясни, с какой надеждой ты встаешь рано утром и засыпаешь ночью. Стоит ли труда жить, умирать, страдать, хранить верность и приносить жертвы? Какова истинная цель моего появления на свет, ради которой я мог бы с достоинством, мужеством и надеждой выносить тяготы жизни? Помоги мне разобраться: только о том и прошу». С того дня, заходя в аудиторию и встречая взгляды своих учеников, я не могу не слышать вопроса: «А зачем вы живете, профессор Нембрини?».
В том и состоит суть воспитания: в честной попытке ответить на этот вопрос. Что мы и делаем – и я, и моя жена, ведь детям ничего не нужно, кроме свидетельства, которое они видят в нас, взрослых, знающих причины, ради которых стоит нести бремя жизни. Все остальное приходит как следствие, во всем остальном воспитатель совершенно свободен.
А дети наши растут в атмосфере, утверждающей прямо противоположное: им будто приходится пробираться по минному полю среди отчаяния, цинизма, сомнений, отравляющих «положительность» жизни и отношений. Положительность школы, положительность законов, положительность отношений между отцом и матерью – ничего этого наши дети не ощущают, а потому растут с отчаянием, ведущим к наркотикам, поножовщине и прочим драмам, свидетелями которых нам приходится быть.
Несколько лет назад мне довелось прочитать лаконичную формулировку – синтез окружающей нас культуры. Индро Монтанелли, переписываясь с кардиналом Мартини на страницах газеты «Коррьере делла сера», заметил: «Признаюсь искренне, я никогда не переживал и не переживаю отсутствие веры как отчаянную ситуацию; но всегда – а особенно сейчас, когда подходит время подводить итоги, – видел в нем крайнюю несправедливость, лишающую меня в жизни всякого смысла. Если все это было лишь для того, чтобы закрыть глаза, не узнав, откуда я пришел, куда иду и зачем, то проще было бы и не открывать их». Такой человек, как Индро Монтанелли, в свои восемьдесят лет заявляет: если прийти в мир – значит находиться в нем, не зная, откуда и куда ты идешь (то есть ради чего стоит жить), то лучше было и не рождаться. Вот сжатая формулировка того леденящего душу цинизма, которым наши дети заражаются в школе, а часто и дома, и уж точно – с экранов телевизора и от фраз, брошенных кем-то из приятелей. Таков мир, в котором они живут. Необходимо всеми силами противостоять этому цинизму!
