Митрополит Антоний Сурожский (1914, Лозанна — 2003, Лондон) — епископ РПЦ. В 1965—1974 годы — Патриарший экзарх Западной Европы. Автор многочисленных книг и статей о духовной жизни и православной духовности, мемуаров. Один из наиболее популярных православных проповедников XX века; его проповеди и выступления вызвали значительный интерес как у православных читателей (главным образом в странах бывшего СССР), так и в инославной среде. Владыка Антоний имел невероятный дар слова. Каждая буква, каждый звук в его словах неслучайны, выстраданы и глубоко продуманы.
Искать в его беседах и проповедях наиболее яркие места – дело неблагодарное, потому что каждая буква, каждый звук в его словах неслучайны, выстраданы и глубоко продуманы. Вот лишь некоторые его слова, которые, возможно, для кого-то станут поводом для новой встречи с этим святым человеком.
...Когда тебя хвалят, ты делай две вещи. Первое: запомни, за что тебя хвалят, и старайся стать таковым. А во-вторых, никогда не старайся людей разубедить, потому что чем больше будешь разубеждать, тем больше люди будут видеть в тебе смирение, которого в тебе вовсе нет…
...Ставьте перед собой вопрос, как вас судит Евангелие. Евангелие меня не осуждает, оно меня зовет к вечной жизни. Как я отвечаю на этот зов к вечной жизни Евангелия, и что мне мешает ответить на него?...
...Покаяние заключается в том, чтобы прийти в сознание, принять решение и действовать соответственно. Плакаться – недостаточно, больше того – бесплодно...
...Иногда малая капля сердечности, одно теплое слово, один внимательный жест могут преобразить жизнь человека, который иначе должен был бы справляться со своей жизнью в одиночку...
...Каждый человек — это икона, которую нужно отреставрировать, чтобы увидеть Лик Божий...
...Мы не всегда доверяем тому, что Бог в нас верит; и поэтому мы не всегда способны верить в себя...
Религиозный опыт владыки Антония Сурожского не укладывается ни в какую типологию. Он двигался в предлагаемых обстоятельствах, нащупывая свой путь методом проб и ошибок и постоянно продумывая свою веру (его собственное выражение). Об этом пути можно узнать, только слушая, что он сам говорит, иногда прямо, но по большей части косвенно. И написать по этой же причине его духовную биографию будет трудно - велика опасность упрощения и уплощения, поскольку внешние критерии и оценки вряд ли приложимы к глубинной жизни духа.
И все же постараемся хотя бы наметить некоторые черты его портрета. На первый взгляд, они двоятся.
Антоний Сурожский - общественный мистик, нищий иерарх, светский священник, антисоветчик-коллаборационист, эмигрант, внедрившийся в российское пространство, националист-космополит, непримиримый экуменист. Он не ушел в пустыню в буквальном смысле слова, но всегда пребывал во «внутренней пустыне». Тайно принес монашеские обеты - и долгое время после этого оставался практикующим врачом. А когда стал священником и затем епископом, то, как сам говорил, десять часов в день был с людьми и на людях, а остальное время - в келье (то есть в молитвенном молчании). До самой смерти он жил один, в маленькой комнате при храме. Архиепископ Кентерберийский сказал над гробом Антония, что он был человеком, который превратил свою душу в базарную площадь. (И таким образом, добавим от себя, на базарной площади присутствовало нечто, ей прямо противоположное).
Владыку Антония Сурожского знали многие: кто-то лично, другие - по рассказам, а большинство - по «текстам» (в том числе радиопередачам и аудиозаписям) его бесед, интервью и проповедей. Суммарный тираж его книг, изданных на постсоветском пространстве, превысил миллион (не считая публикаций в периодике).
И все же известность его была негромкая - почти незаметная в так называемом медийном пространстве. За исключением, быть может, перестроечных лет, когда интерес к религии и к эмигрантам - как людям, не инфицированным советизмом - был очень высок. Сказывался как эффект отсутствия (владыка Антоний в последний раз был у нас в 1990 году), так и, что более важно, слишком религиозный характер его влияния. Религиозный не в смысле «религиозного фактора» (в политике, общественной жизни, национальной культуре), которому сейчас уделяется довольно много внимания, а в смысле собственно религиозного опыта - так, как он понимается внутри церковной традиции.
У нас много спорят о количестве православных на постсоветском пространстве: одни считают, что их не более двух-трех процентов (это люди, регулярно посещающие богослужения и активно участвующие в церковной жизни), другие - что их процентов 75, не меньше (имеются в виду люди, которые идентифицируют себя как православные). Причем на том, что православных «так мало», настаивают, как правило, люди нецерковные, а на том, что их «так много» - церковные и, так сказать, церковно-ориентированные.
Однако спор о масштабах религиозности, ее количестве и качестве нам представляется беспредметным. Потому что, конечно же, религиозность бывает разная - и «социологическая», и глубоко личная; и каждая имеет свой масштаб и свое общественное значение. Но если первая опознается посредством опросов, то вторая - только лицом к лицу.
В Евангелии есть известная максима - в форме риторического вопроса: какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? (Мф 15:26). Эту максиму можно рассматривать как своего рода «девиз» христианства, как поистине революционный принцип, если иметь в виду область религии.
В противовес восприятию религии как прежде всего социологического, культурологического или «идеологического» феномена Евангелие религию интериоризирует: не душа человеческая в мире, а мир внутри человеческой личности.
Александр Кырлежев
