У Глинской пустыни середины XX столетия, огороженной плетнем и ютящейся вокруг единственного больничного храма, не было прежней славы. Но со всех концов страны шли и ехали нескончаемым потоком в это святое место паломники и, побывав здесь однажды, стремились еще и еще. К чему стремились они?
К чуду — увидеть «огарочки», зажженные Святой Русью и сохранившие живое тепло нездешнего мира. Этим чудом были преподобные Глинские старцы: наместник схиархимандрит Серафим (Амелин), духовник схиархимандрит Серафим (Романцов) и благочинный схиархимандрит Андроник (Лукаш).
По Промыслу Божию в конце XX столетия Глинская пустынь была вновь открыта, а ее преподобные старцы, а также схимитрополит Серафим (Мажуга), который начинал свой иноческий путь в этой обители, были причислены к лику святых.
Протоиерей Александр Чесноков родился в 1959 году в Тбилиси, у него было пять детей. Был преподавателем Московской духовной академии, получил ученую степень кандидата богословия. Служил в храме в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих радость».
Клирик Екатеринодарской и Кубанской епархии протоиерей Александр Чесноков скончался от тяжелой болезни 12 августа 2020. Ему было 62 года.
Предисловие
Введение
I. О старчестве
Краткая история Глинской пустыни
Святые отцы о старчестве
Отличие старца от духовника
Старчество в Глинской пустыни
Назидательные примеры из жизни глинских подвижников XIX века
Вразумление отца Макария
Утешительное предвидение
Помощь Божия желающему простить обидчика
Призывание к вниманию
Как полковник стал послушником
Исповедь у отца Анатолия
Чудесное освещение дороги
II. Глинские старцы XX века
Жизнь и пастырский подвиг Глинских старцев XX века
Преподобный Серафим (Мажуга)
Преподобный Серафим (Амелин)
Преподобный Андроник (Лукаш)
Преподобный Серафим (Романцов)
Архимандрит Таврион (Батозский)
И крупицы не растерять
В горах Киргизии и Казахстана
Духовник схиигумен Антоний
Монах Адриан
Воспоминания о Глинских старцах
Из воспоминаний архиепископа Михея
Об архимандрите Исаакии
Как пекли хлеб
Встреча с гипнотизером
Невозмутимость владыки
На Кавказе
В Средней Азии
Военное время
Воспоминания митрополита Исидора
Воспоминания архимандрита Антония
Воспоминания игумена Вениамина
Тропарь, кондак, величание
Вместо эпилога
Об авторах
Источники и литература
Отличие старца от духовника
Исповедание грехов перед духовником и перед старцем – одинаковое по имени – не одно и то же по своему свойству и силе. Исповедь перед первым носит догматический и канонический характер, т.е. имеет основание в узаконении, установлении духовничества или Таинства покаяния Самим Господом нашим Иисусом Христом, Который, как известно, Своим апостолам, а в лице их всем
правильно посвященным пастырям, дал власть вязать и решить души людей: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси; и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех (Мф 18,18).
А исповедь, откровение грехов перед старцем, – каковым может быть и лицо, не имеющее сана священного, – есть установление нравственного свойства, без права вязать и решить. В этом вообще и состоит коренное различие между откровением помыслов старцу и исповедью перед духовником. Чтобы подробнее уяснить различие откровения помыслов старцу от исповеди перед духовником, коснемся различия вообще между старцем и духовником в их деятельности.
Духовник по преимуществу есть совершитель Таинства, а старец – опытный советник текущего по пути спасения. Вот отчего часто бывает в монастырях, что духовником имеют одного, а старцем – другого. Другое отличие вытекает с точки зрения полноты и подробности. Постоянно обуреваемый греховными приражениями, тончайшей мысленной бранью, ученик ежедневно и даже иногда неоднократно ходит к старцу со своими сомнениями и смущениями; так что ни одного своего душевного движения не оставляет в скрытности, ни одного слова не пропускает без испытания, но все тайны сердечные подробно обнажает пред старцем.
У духовника же иногда ученик не побывает столько раз в год, сколько у старца – в неделю. Отчего, поневоле, на исповеди и ограничиваются перечислением только важных грехов, все же прочие обобщаются под одним именем, например: осуждал, тщеславился и т.п., – без подробного описания отдельных греховных случаев за невозможностью их и припомнить и перечислить.
Иное отличие откровений помыслов старцу от исповеди пред духовником как более частое и как весьма полезное и даже необходимое в деле прохождения монашеской жизни. Монах, и тем более новоначальный, если будет довольствоваться одним хождением на исповедь к духовнику и будет жить без старческого «окормления», то подвергается опасности: во-первых, во всю жизнь не научится монашеской жизни; во-вторых, остается со своими прежними страстями.
Различие между откровением помыслов и исповедью пред духовником можно видеть и со стороны права прощения и разрешения ими грехов. Духовник, в силу данной ему Господом власти, таинственно разрешает и связывает души исповедающихся. Посему покаяние и называется Таинством, в котором исповедующий грехи свои при видимом изъявлении прощения от священника невидимо разрешается от грехов Самим Иисусом Христом. Старцу же право на такое таинственное разрешение не принадлежит. Ему, по словам святителя Феофана Затворника, «принадлежит разрешение грехов простительных, и разрешаются они самим откровением. Как открыт такой грех, – так и прощён». Это значит, что само откровение прогоняет грех и освобождает открывшего от него. Об этом святой Иоанн Кассиан говорит следующее: «Тому, кто судом и советом предуспевших управляет жизнь свою, невозможно пасть от прелести бесовской, так как он самим действием объявления и открытия злых помыслов – обессиливает их и немощнейшими творит».
Откровение помыслов старцу и исповедь перед духовником различаются еще неодинаковым влиянием на воспитание в ученике монашеского духа. Духовник разрешает и прощает содеянное; а старец предупреждает будущее, искореняя грех в самом зародыше, дабы он из мысли не перешел в дело и не овладел сердцем подвижника. Всё сказанное не к тому служит, чтобы унизить деятельность одного и превознести дело другого. Нет. Оба совершают одно важное дело; оба служат тому, что «единое на потребу», т.е. спасению души человека.
Старец делает свое дело: он постоянно держит ученика на страже, часто призывает его к духовной брани, предлагает для того всякого рода оружия, дает советы, ободряет мужество, указывает на венцы, уготованные победителям. Духовник завершает дело старца: властью, ему данной от Господа Иисуса Христа, он прощает и разрешает от всех грехов принесшего истинное покаяние, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Значит, исповедь пред духовником отличается от откровений помыслов старцу со стороны таинственной, догматической.
По поводу власти старца профессор Симонов говорит: «Неизвестно точно, с какого момента времени, но, по- видимому, очень рано, в монастырях игуменским и старческим епитимиям стали придавать большее значение, чем простому дисциплинарному наказанию. Епитимия признавалась неразрешимой никакой иной властью, кроме наложившей ее. Происходило это из представления об абсолютной игуменской и старческой власти, а также от того, что в епитимиях старцев стали видеть проявление связующей и решающей власти, данной Господом апостолам, хотя большая часть игуменов и старцев не имела иерархического сана». Далее он, проанализировав примеры из Пролога и жития святых, заключает: «Выходит, что старческая епитимия имеет полную каноническую силу. Она есть проявление апостольского права «вязать и решить», и никакие личные подвиги связанного, даже мученическая смерть за Христа, не освобождают от ее уз». Наложенную епитимию никто, кроме него, не может отменить. Воля старца обязательна была не только для духовных его чад, но и для всего монастыря. «Вопрошать старца ни для кого не обязательно, но спросив совета или указания, надо непременно следовать ему, потому что всякое уклонение от явного указания Божия через старца влечет за собою наказание».
«Старчество на своих высших степенях, как, например, преподобный Серафим Саровский, получает полноту свободы в своих проявлениях и действиях, не ограниченных никакими рамками, так как уже не он живет, но в нем живет Христос (см.: Гал 2,20) и все его действия в Духе Святе, а потому всегда в гармонии с Церковью и ее установлениями»
Вышесказанное хорошо понимал истинный подвижник Глинской пустыни игумен Филарет. Как некогда гам Филарет отдавал свою волю рассуждению старца, так и приходящие и уже жившие в обители иноки отказывались от своего мудрования, предавали свои души водительству своего наставника, собственным опытом изведавшего путь спасения. «Олицетворяя к себе тип древнего иночества и настоятельства, по образу великих светил иночества: Пахомия, Евфимия, Саввы и других восточных и отечественных наших преподобных, игумен Филарет с великой мудростью духовной и прозорливостью соединял особую кротость и любовь ко всем ближним. Эта любовь выражалась в нем преимущественно в желании и стремлении всех спасти и привести в духовное о Христе совершенство.
Малоросс происхождением, он сохранил великолепные черты этого народа во всей своей иноческой и настоятельской деятельности: был и настоятелем и вместе с тем любвеобильным отцом для всей своей братии, которую руководил он не столько строгостью, сколько любовью и собственным примером святого иноческого жития».
Наряду с внешним украшением обители он заботился прежде всего о возвышении нравственной подвижнической жизни среди своих подчиненных. Отец Филарет постепенно вводит Устав в Глинской обители, по чинопоследованию Святой Афонской Горы написанный, которым навсегда положено однообразие, единство, стройность, благолепие богослужений и полный порядок иноческого общежития.
Составленный преподобным Филаретом письменный Глинский устав был утвержден указом Святейшего Синода от 26 августа 1821 г. Устав состоит из трех о тделов, разделенных на 36 глав. В первом отделе определяется чин богослужений, поминовений и порядка в трапезе. Во втором указываются обязанности на послушаниях и в келлиях для всех вообще братий. В третьем отделе излагаются обязанности настоятеля и старшей должности братии.
Данный Устав предписывает в первую очередь строгие требования к самому настоятелю. Так, в статье 3-й, главе 27 «О должности настоятеля» сказано, что настоятель, по званию Божию принявший на себя звание настоятельства «не любоначалия ради, но любви ради Божия и ближнего, и послушания ради», должен вести неусыпное попечение о спасении душ вверенного ему стада, как заботился бы о своих собственных детях.
Самому же надлежит быть образцом всем – в обители живущим и приезжающим богомольцам, во всех по возможности добродетелях, а особенно в воздержании и смирении и во всем, что повелевает Устав. Да сохраняет во всем равенство с братиею, как в пище, гак и в одеянии (кроме одеяния к служению). Да сам прилежно прочитывает Божественные Писания и понуждает к этому братию; да поощряет их к подвигу монашескому и в особенности к умному деланию и к молитве Иисусовой; да вразумляет их, как подобает проходить постепенно деятельные и мысленные подвиги монашества, и по этим степеням каковые опасности подстерегают самочинных и высокомудрых, и как находящиеся в повиновении, отсечении своей воли и простодушии успевают и достигают до просвещения по благодати умного делания и сердечной молитвы, о которой пишется в главах Григория Синаита и прочих святых книгах «Добротолюбия», – о совершенстве же в четвертой части Святейшего Каллиста патриарха. И к этому настоятель усердно да прилежит, чтобы и себя научить этому, и братию, т.к. в этом наиболее состоит и весь подвиг нашего делания и монашества.
В этом то истинное познание бывает и делание плодов наших, «ежебы делати и хранити я, ибо якоже и Святые Отцы глаголют: «не только нам подобает делати, но и хранити плоды деланий наших». Об этом наиболее подобает иметь прилежание настоятелю: чтобы и себя настроить и братию к плодотворению и хранению молитвой и смиренномудрием. Прочее же во всем да наблюдает по всем послушаниям: да не будет какого в чем-либо по пренебрежению злоупотребления, т.к. будет пред Богом давать ответ за всех порученных ему... И всем братиям любовен да бывает во всем: и в немощах, и в скорбях да утешает их и о всех равно да печется: о душевном и о внешнем... Из братии же если кто захочет пользы ради приходить к настоятелю, приходить не возбраняется.
О должности духовника в Уставе Глинской пустыни сказано, что духовник приходящим к нему братиям да являет себя удобоприступным и способным во всякое время принять братию. Он же по долгу духовническому да имеет прилежное старание прочитывать святых отцов узаконоположенные правила и прочих преподобных, бывших в искусах, Божественные Писания, чтобы приходящим к нему братиям мог здравое подавать врачевание, смотря по душевной болезни каждого, рассуждая о всем, что приключится по послушанию или самочинию вольному и невольному. И да старается ни одного не уврачеванного от себя не отпустить, но тех да укрепляет в вере и терпении и побуждает к ревности, к молитве, к подвигам, к познанию прилогов вражиих и как побеждать их с противодействием и молитвой, особенно же откровенностью и ко всем добродетелям и к монашеским искусам. Также посещать должен болящих и утешать их в болезни, и душевными врачевствами врачевать их души, и за терпение с благодарением ободрять надеждой вечного воздаяния и покоем вечным по отшествии от здешнего, в Царствии Небесном. Находящихся же в сомнении и от- чаевающихся, по навету вражьему, сам да призывает, или да посещает и да печется прилежно поддержать искусившихся, укрепить и во всем уврачевать.
В 24-й главе Устава Глинской Рождество-Богородицкой пустыни «О очищении совести и о вседневном покаянии» говорится, что истинно старающийся всегда о спасении да помышляет и ревность имеющий о Господе да понуждает себя всегда приходить к духовнику или к своему старцу открывать свою совесть; если в чем и малейшем обличать будет, а особенно новоначальные во всякий день да очищают себя исповедью, этим более и успение душевное бывает, особенно же по части внимательной; по ней же враг душ наших, ненавистник рода
человеческого, а особенно монашествующих, внимающих и новоначальных наблюдает непрестанно: нападет чрез помыслы на них и различными кознями старается кого уловить или устремить какой-либо страстью и уязвить совесть. И этого ради надлежит хранить себя и очищать каждый день свою совесть исповедью и покаянием к Богу.
Приходите же к духовнику или своему старцу в вечер и, очистив совесть, ко сну отходите. И так, исповедью и покаянием истинным, управляйте себя постепенно и во всем советуйтесь со старцами духовными и «бывшими во вкусе духовного делания», и ни в чем не составляйте своего разума, и об этом имейте опасение, и своей воли не творите, т.к. враг ни о чем так не старается, как отторгнуть находящихся в послушании от наставников их, чтобы отнести совет отцов и не очищать исповедью совести. И если кто этому последует, и будет творить что по своей воле, если и благо мнилось бы, и не будет иметь совета с преуспевшими, такового враг удобно пленяет и приводит в крайнее разорение и бедствование, и таковые за неповиновение да отсылаемы будут из обители, да не последует и прочим соблазн и разорение духовное, как пишет преподобный Иоанн Лествичник: «Лучше непослушного из обители изгнати, нежели дабы ему творити свою волю». И об этом настоятель «да имеет прилежное о братии тщание с старейшею братиею, паче же о новоначальных, отчего бывает великое успеяние братству, ищущим Царствия Божия и правды Его».
Устав послужил краеугольным камнем прочного устройства и процветания не только Глинской обители, но и других общежительных монастырей: Святогорского (Харьковской епархии), Бузулукского, Чуркинского, Щегловского близ Тулы и других. Не напрасно благочестивый составитель Устава видел в нем «все благо доброго порядка, в котором видимо хранится сокровище душеспасительных дел» и потому желал, чтобы братия обители «Устав, как святое предание сохраняли свято по заповеди Христа Спасителя: слушаяй вас, Мене слушает».