Автобиографическая книга. О трудах и радостях семейной жизни

Наталия Соколова - дочь известного духовного писателя Николая Евграфовича Пестова, жена священника и мать пятерых детей: трех сыновей - служителей Церкви и двух дочерей - регентов церковных хоров. Наталия Николаевна - это писатель и художник, творчество и жизнь которой были посвящены прославлению Творца.

К читателю

ЧАСТЬ I. В РОДИТЕЛЬСКОМ ДОМЕ

Под кровом Всевышнего

Папа

Загорянка

Мама в тюрьме

Чудо преподобного Серафима

Валентиновка. Отец Исайя

Школа

Отношения в семье между детьми и родителями

Начало молитвы и борьбы

Начало Второй мировой войны

Трудфронт

Окончание школы

Мои студенческие годы. Полиграфический институт

Пророчество отца Исайи

Первые чувства юности

В Гребневе. Знакомство с Володей

Рай на душе

Зимняя тоска

Друг в утешение

Весна

Гребневское общество

Последняя зима в Строгановке

За благословением к старцу

Пророчества отца Митрофана

Моя судьба решается

Общая радость

Сговор

Прощай, институт!

Перед свадьбой

День свадьбы

После свадьбы

Первая весна в Гребневе

Первая моя Пасха в Гребневе

ЧАСТЬ II. ИСПЫТАНИЕ ПРОВИНЦИЕЙ

Нелады на приходе

Отец Василий

Паломничество в Стромынь

«Там убоятся они страха, где нет его...»

Начало моих болезней

Мечта отделиться от родных по плоти

Промысл Божий

На волосок от смерти

После родов

Снова дома

Пожар на колокольне

Болезнь первенца

Чудо святого великомученика Пантелеимона

Помощь Святителя Николая

Рождение Серафимчика

«Помолись, отец Серафим!»

Мечта сбывается

Мои мытарства

Откуда пришли к нам святыни

Сон ребенка

Чудотворная икона Богоматери

Началась самостоятельная жизнь

Сила благодати Преподобного Сергия

Отец Владимир расстается с Гребневом

Любочка

Вторичная постройка дома

ЧАСТЬ III. ДЕТСТВО БУДУЩИХ ПАСТЫРЕЙ

Мальчики начинают служить

Среди покойников

За грибами

Проблема с няней

Школа — горе!

«Если по плоти живете, то умрете...». Мы решаемся на пятое дитя

«Буду терпеть!»

Племянники

Ветрянка, скарлатина

Рождественский Божий дар

Силою Иисуса Христа

«Только с чистою совестью...»

Воспоминания из 40-х годов

Наталия Ивановна

Детство Федюши

Владыка Стефан

Музыкальная школа

Симочка и музыка

Перегрузка Симы

Школа учила обманывать

Борьба за чистоту детской нравственности

Переходный возраст

Отец Владимир и дети

Отец Димитрий и отец Василий

За елкой

Дед Мороз

Дедушка Николай Евграфович

Пюхтицы

Продолжение рассказов матушки Ангелины

Сенокос

Псково-Печерский монастырь

ЧАСТЬ IV. СНОВА В СТОЛИЦЕ

Последние годы в Гребневе

Хлопоты о квартире

Кооперативная квартира

Владыка Пимен

Фиброма

Семья Гриши Копейко

В больнице

Хирург Иван Петрович

Беседы с евангелистами

Перед операцией

Операция

После операции

Снова в родном доме

Снова в Гребневе

Опять болезни

Проверка на атеизм

Золотая свадьба родителей

Кончина моей мамы

Переживания за взрослых детей

Суета земная

Предчувствие

Кража

Следствие по делу о краже

Промысл Божий

Обыск и чудо

Дело затянулось на три года

Суд

Тяжелая обстановка в Гребневе

Пожар внутри храма

Отец Димитрий Дудко в Гребневе

Последние дни земной жизни моего отца

Кончина Николая Евграфовича

Возвращение к живописи

Художники

«И для меня воскресли вновь...»

Священники отец Иван Зайцев, отец Аркадий

«Бунт» в храме

Молитва о Феде

Гриша

Новые староста и казначей

Мы печем просфоры

Донос и желанная свобода

Начало разлуки

Прозорливость юродивой

Инсульт

Мои проповеди

Ампутация ноги батюшки

Молодые друзья

Последнее Рождество отца Владимира

Наши беседы по вечерам

Последняя Пасха батюшки

Кончина отца Владимира

Как Господь открыл глаза девушке

«Истинные браки совершаются на Небесах»

Послесловие

ПРИЛОЖЕНИЕ I. ОТЕЦ ПАВЕЛ ГРУЗДЕВ

ПРИЛОЖЕНИЕ II. ИЗБРАННИК БОЖИЙ

Кто же служит в храме?

Материнское благословение на поступление в семинарию

Под стенами Лавры

Ночные молитвы у отца Арсения

Послушание у отца Серапиона

Первый приход

«Не дает храмы закрывать, упрямый, не подчиняется!»

Заключение

Примечания

Часть I. В родительском доме

Под кровом Всевышнего Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится. Пс. 90, 1

Наше детство и школьные годы пришлись на тяжелые послереволюционные времена. Народ стонал под властью коммунистов, которые ополчились и на Церковь, и на крестьянство, и на интеллигенцию, даже на своих сотрудников – «товарищей». Рушились храмы, здания монастырей превращались в тюрьмы, забитые до отказа. Раскулачивались честные труженики-крестьяне, многие бежали в чужие края, спасаясь от тюрем, введена была карточная система, по которой в магазинах можно было покупать товары только по карточкам. А карточки выдавались только рабочим, служащим и их семьям. Крестьяне-кустари, ремесленники, духовенство с семьями, монахи из закрытых монастырей голодали и были обречены на вымирание.

Были еще люди из «бывших», то есть родственники расстрелянных князей, графов, министров и других «прежних», как их тогда называли. Они носили известные фамилии, а поэтому их не принимали ни на какую работу, не давали возможности прописаться, – одним словом, сживали со свету. В те годы нищие сидели повсюду, стучались по квартирам, прося хлеба. Однако, невзирая на все трудности и кажущуюся бесперспективность дальнейшей жизни, мои родители завели семью! Это уже был их духовный подвиг. Мама всегда говорила: «Не надо смотреть на волны житейского бурного моря, надо с верою взирать на Христа, тогда пойдешь по волнам, как апостол Петр».

Мама была еще студенткой ВТУ, когда арестовали ее мужа[1]. Был ордер и на ее арест, но она кормила грудью пятимесячного Колю. В 1924 году еще не сажали в тюрьмы с младенцами, как потом было, в 30-х годах, чему мама моя была свидетельницей (но об этом скажу позднее). Папа вскоре был отпущен на свободу, как и все его друзья – члены христианского студенческого кружка. Этих людей до самой их смерти сблизили годы, проведенные в кружке. С ними наша семья имела всегда тесное общение: вместе снимали дачи на лето, вместе посещали храмы, вместе собирались на церковные и семейные праздники, делились друг с другом кто чем мог, устраивали на работу и т. д.

Когда Коле был год и восемь месяцев, мама ждала на свет меня. Срок подошел, начались схватки, папа отвез ее в роддом. Но шли часы, дни, мама опять чувствовала себя хорошо и просилась домой. Врачи не пускали: «Ребенок у выхода – лежите». Однако мама настояла и вернулась к сыночку, за которого очень беспокоилась. С неделю она была дома, стирала, нянчила Колю, вела все хозяйство. 8 сентября, в день празднования Владимирской иконы Богоматери, как только ударили в колокола (в 1926 году они еще кое-где висели), мама заспешила в роддом.

Она рассказывала мне потом: «Едва мы переступили порог роддома, как я села на первую же лавку – и начались роды». Папу удалили, впопыхах сказав ему, что уже родился мальчик и что он может не беспокоиться. Папа пошел в храм. Знакомые люди рассказывали потом маме, что они были поражены горячей молитвой отца. Он никого не видел, не вставал с колен, клал беспрестанно поклоны и обливался слезами. О чем молился мой отец – это знает один Бог. Но если я оглянусь на мои прожитые семьдесят лет, то могу сказать одно: они прошли под покровом Всевышнего. Меня всегда называли счастливой, и я с этим вполне согласна.

Двухэтажный дом, в котором протекало мое детство, был до революции складом табака. В 1926 году дом был перестроен под жилые квартиры. Маме дали от завода трехкомнатную квартиру на первом этаже, в которой они с папой прожили сорок восемь лет. Но в 1930 году крыло дома, выходившее на улицу, сломали, обрезав дом в длину как раз по нашу квартиру. Получилось так, что вместо одной стены у нас была только дощатая перегородка, которая постоянно промерзала, хотя родители мои ее тщательно утепляли коврами. Мама моя много хлопотала и добилась того, что стенку засыпали шлаком и обили еще одним слоем досок. Но кирпичные стены стали расходиться, грозя рухнуть. Их укрепили каменными подпорками и стянули рельсами.

Перпендикулярно нашему домику вырос огромный восьмиэтажный дом. С этих пор солнышко заглядывало в нашу сырую квартиру только летом, часа на три в день. Противопожарного расстояния между старым домом и новостройкой не было, так что нашу квартиру должны были снести, а нам дать другую, в восьмиэтажке. Мама получила ордер, но нашу новую квартиру заняли какие-то ловкие люди. Мама подавала заявления в милицию, суд, везде хлопотала, но все безуспешно. Родители мои считали это волей Божией, ибо в иной квартире они не смогли бы проводить такую конспиративную, скрытую от мира жизнь, какую я помню в своем отрочестве.