Антиманипуляция. Огласительные беседы постсоветского пространства. Протоиерей Дмитрий Климов. Разговор о начале духовной жизни

Протоиерей Дмитрий Климов родился в 1974 году в станице Малодельской Волгоградской области; выпускник исторического факультета Волгоградского университета, духовного училища, затем богословского факультета Царицынского православного университета. Настоятель кафедрального Свято-Никольского собора в г. Калач-на-Дону.

Предисловие

Человек и история

Зачем надо знать историю?

Об исторических мифах

Иван Грозный и русский менталитет

Когда в России было единство?

Война — это грех?

Надо ли каяться за прошлое?

Человек и государство

Что такое настоящий патриотизм?

Об исторических мифах

Наше отношение к истории двояко. Есть история как наука, когда ученые исследуют факты, спорят: когда именно взяли Китай-город, когда преодолели Смуту… А есть история как некий миф. Хорошо ли это, плохо ли, но так было всегда — события мифологизировались. Отшелушивалось ненужное, приукрашивалось важное для народного самосознания. Так и с тем событием, годовщину которого мы празднуем в День народного единства. Множество факторов повлияло на возникновение Смутного времени в России, не менее повлияло и на преодоление Смуты, нельзя сказать, что было что-то одно, например, только Минин с Пожарским и ополчение. Как поляки оказались в Москве? На протяжении истории России многие оказывались там, где не должны были бы: и варяги в Киеве, и татары во Владимире. Было много иноземного влияния; некоторые историки вообще говорят, что после татаро-монгольского ига наша страна утратила свою идентичность и позже можно говорить о продолжении истории Орды, а не России; может, это слишком, но такое мнение есть.

Нам, верующим, хочется думать, что единство было в православии, в вере, что инородный элемент внедрился в русскую культуру в виде польского католицизма, а наши люди его не приняли, захотели отстоять православную веру, свои традиции. Да, был какой-то пасхальный момент в то время. Упадок, почти смерть, расщепление государства и — момент соединения, когда «всем миром, всем народом», соборно избрали нового царя. Молодого, неяркого, неавторитетного, компромиссную фигуру, которая устраивала всех. Но было важно сойтись в этой сердцевине, и все сошлось на Михаиле Романове.

Нет ничего ужасного, что какие-то события, которые праздновались раньше и празднуются сейчас, являются мифами, на которых народ нужно чему-то учить, показывать хорошие примеры. Подобное было не только в нашей истории. Еще Платон уделял внимание «правильным» мифам: когда речь шла о героях, о богах, он понимал, что это мифы, но тем не менее подчеркивал их значимость для воспитания народа.

Если сказать человеку, что миф — это миф, то он и относиться к нему серьезно не будет. Мне кажется, не стоит сокрушать такие мифы, как, например, о панфиловцах. Один атеист как-то пытался переубедить христианина, сказав, что вообще не было никакого апостола Павла и все его послания написал другой человек. На что христианин ответил: «Так вот этот другой и был апостолом Павлом». Не было панфиловцев, были совсем другие люди в другом месте и при других обстоятельствах — так вот они и были этими самыми «панфиловцами».

Так что миф мифу рознь. Одно дело, когда речь идет о героизме, о великих проявлениях народного духа, народной стойкости — тут приукрашивай, сколько хочешь, ничем себя не ограничивая: это великие свершения, великие победы. Но когда речь идет о жестокости, людоедстве — в частности, о сталинских репрессиях, — миф надо разоблачать всеми силами, потому что некоторые пытаются эту эпоху идеализировать, говоря, что все было не в таком масштабе и не так ужасно…

Нет, все было ужасно. Здесь историки должны впрягаться полностью и представлять те факты, которые им известны. Какими мы обладаем инструментами воздействия на общественное мнение? Мы можем только говорить, публиковать, проповедовать, просвещать, убеждать.

Если бы еще в нашем обществе была культура полемики… Но у нас ее нет — культура полемики рождается из общей культуры. У нас не умеют спорить о тезисах, приводить аргументы — обязательно скатываются на личности, начинают оскорблять, поддевать. Поэтому начать надо с того, чтобы научиться цивилизованно спорить. Телевидение могло бы поучаствовать в воспитании культуры спора — но оно подает пример от обратного: какой канал ни включишь — всюду крик. Кто громче орет, тот и прав… А человек, которому действительно есть что сказать, стоит и молчит, потому что перекрикивать ему воспитание не позволяет, и создается впечатление, что ему нечего сказать, он проиграл. Пока у нас будет такой образ спора, ничего не сдвинется с места: мы так и не узнаем о фактах, благодаря которым можно было бы что-то изменить в обществе и поменяться самим.

Почему у нас такое отношение к памяти жертв политических репрессий? Потому что тут две стороны: народ и власть, которая этот народ уничтожала. И хоть власть сейчас другая, но, с ее точки зрения, тема все равно сомнительна: мы ведь должны усваивать мысль, что все, что сверху, — все от Бога, мы должны думать, что власть — это отцы родные, которые о нас все время думают, хотят нам только пользы. Но власть имеет свои выгоды, и эти выгоды, эти интересы не всегда совпадают с интересами так называемого гражданского общества, которое, хочется верить, у нас есть, хоть и в зачаточном состоянии.

Поэтому глупо верить, что власть будет сама себя посыпать пеплом и одеваться во вретище, и глупо ждать, что как царь Алексей Михайлович каялся за Ивана Грозного в смерти митрополита Филиппа, так же будет и здесь. Конечно, этого не будет, поэтому именно общество должно выступать с инициативой, чтобы память о тех событиях сохранилась.